Герой нашего времени » Примечания к повести

Впервые отдельным изданием вышло в 1840 г.; в 1841 г. (при жизни Лермонтова) вышло второе издание. Неполный автограф — в ГПБ.

Лермонтов начал работу над «Героем нашего времени» в 1838 г., а закончил в 1839. «Бэла», «Фаталист» и «Тамань» были предварительно напечатаны в «Отечественных записках» как отрывки из «Записок офицера о Кавказе». К «Фаталисту» редакция журнала сделала следующее примечание: «С особенным удовольствием пользуемся случаем известить, что М. Ю. Лермонтов в непродолжительном времени издаст собрание своих повестей, — и напечатанных, и ненапечатанных. Это будет новый, прекрасный подарок русской литературе» (1839, № 11). В апреле 1840 г. эта книга вышла, но не как «собрание повестей», а как единое цельное «сочинение» (так стояло на обложке).

Первоначальное его заглавие, сохранившееся на рукописи, было: «Один из героев начала века».^* Это заглавие связано со знаменитым и только что вышедшим тогда (1836 г.) романом А. Мюссе «La confession d’un enfant du siècle» («Исповедь сына века», точнее, «одного из детей века»; «век» — синоним «эпохи»). В предисловии к роману Мюссе говорит, что общественно-исторические потрясения и разочарования восходят к революции 1789 г. и наполеоновской эпохе: «Все, что было, уже прошло. Все то, что будет, еще не наступило. Не ищите же в ином разгадки наших страданий» (А. де Мюссе. Исповедь сына века. Л., 1970, с. 30). В России к разочарованию, связанному с общеевропейскими событиями, прибавилась декабрьская катастрофа и последовавшая за ней полоса реакции.

Замысел романа о герое своего времени, «современном человеке», очевидно, возник у Лермонтова вскоре после встречи на Кавказе с декабристами, приехавшими туда в 1837 г. из сибирской ссылки. Первый биограф Лермонтова П. А. Висковатов на основании бесед со многими знакомыми поэта писал: «Встреча с такими людьми, как Майер и друзья его декабристы, должна была вызвать сравнение прежнего поколения с тем, что окружало его теперь, представляя лучшее общество, и породить "Думу"...» (П. А. Висковатов. М. Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1891, с. 267). Наиболее полным и развернутым ответом на вопрос о том, что представляет нынешнее поколение, явился «Герой нашего времени». Обратившись к этой теме, Лермонтов продолжил пушкинские традиции.

В статье о лермонтовском романе Белинский заметил, что Печорин «это Онегин нашего времени», тем самым подчеркнув преемственность этих образов и их различие, обусловленное эпохой. Вслед за Пушкиным Лермонтов раскрыл противоречие между внутренними способностями своего героя и возможностью их реализации. Однако у Лермонтова это противоречие чрезвычайно обострено, поскольку Печорин личность необыкновенная, наделенная могучей волей, высоким умом, проницательностью, глубоким пониманием истинных ценностей.

По мысли Лермонтова ничтожность реализации огромных способностей Печорина свидетельствует о серьезном общественном неблагополучии.

Можно предположить, что Лермонтов был знаком с учением Фурье и в какой-то мере отразил его в романе, показав, как происходит искажение «страстей» под воздействием уродливых общественных форм.

«История души человеческой» превратилась в «Герое нашего времени» в общественно-политический роман.

Предисловие к «Герою нашего времени» было написано весной 1841 г. (когда Лермонтов в последний раз был в Петербурге) как ответ на критические статьи, появившиеся в журналах. Оно было напечатано во втором издании романа. Лермонтов отвечает здесь главным образом С. П. Шевыреву, который объявил Печорина явлением безнравственным и порочным, не существующим в русской жизни, а принадлежащим «миру мечтательному, производимому в нас ложным отражением Запада» (Москвитянин, 1841, ч. I, № 2, с. 537). Говоря о других критиках, которые «очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых», Лермонтов имел в виду главным образом С. Бурачка, напечатавшего статью о «Герое нашего времени» в своем журнале «Маяк» (1840, т. IV, с. 210 — 219). Если принять во внимание мнение Николая I (оно, по всей вероятности, было известно Лермонтову), назвавшего роман Лермонтова жалкой книгой, показывающей большую испорченность автора (см.: Э. Г. Герштейн. Судьба Лермонтова. М., 1964, с. 101 — 102), то смысл предисловия становится еще более значительным.